Архитектор Александр Покровский пишет песни уже не первый десяток лет, и если бы не строил дома, был бы прежде всего известен как музыкант и поэт. Свой третий по счету альбом он записал на трех студиях, одну из которых сам построил в своей же мастерской.
   
   
   С чего все началось?
   Все началось с Московского архитектурного института. В детстве, конечно, родители пытались мучать меня фортепиано, но это была страшная пытка, и они скоро махнули рукой. Но тут на моем горизонте появились битлы, и на гитарочке я худо-бедно играть научился. А когда я узнал, что они, оказывается, и на фортепиано играли, я стал вспоминать, как на клавишах играть. Многих они заставили, конечно, сесть за инструмент. Ну а МАрхИ — известный музыкальный институт. Многие рокеры вышли оттуда. Вот и мои старшие товарищи, тоже архитекторы, — Женька Романов из «Воскресенья», Макаревич... Они уже создавали свои шедевры, и поэтому я пошел за ними, они мощно повлияли для меня. Романов и Макаревич архитектуру, правда, бросили, а я все же стал архитектором, но вот музыку писал редко. И только недавно снова почувствовал необходимость. Думаю, дело в том, что не обо всем получается сказать в профессии, а интерес к происходящему вокруг есть, и музыкальная и поэтическая тема тут работает.
   
   Как вы определяете жанр альбома?
   Мне кажется, я знаимаюсь таким русскоязычным арт-роком... А в целом не мое это дело рассуждать о жанрах. Мы, конечно, хотели, чтобы песни как-то стилистически уместились в одну обойму. Но есть тут и блюз, и кантри... Вообще мы много спорили под этим самым абажуром, как и что сделать, куда это повернется. Я считаю это правильным, музыканты должны спорить, это животворно.
   
   Как подбирались музыканты для записи?
   Большую часть работы сделал мой друг Олег Бойко, который играет в ансамбле старинных инструментов. Мы вдвоем инициировали процесс, но именно он собирал музыкантов. На самом деле это все друзья да знакомые, если не мои, то Олега. Но они быстро становились и моими. Мы сидели выпивали, спорили и даже ругались, чтобы прийти к консенсусу. Тут у нас и струнный квартет звучит, и трубы разные, и гитары, так что палитра музыкальная оказалась очень интересной. Вот только из-за этого проблема — хочется и на концерте сыграть все таким же большим составом, а это масса народу и люди все занятые, и проект у нас некоммерческий, так что собрать их всех для выступления довольно проблематично.
   
   Какие студии вы использовали, чтобы записать материал?
   Первой была студия «M.A.R.T», харьковская. У меня очень много друзей в этом городе. И музыканты из Харькова, и звукорежиссер Сережа «Фленжер» — все они приезжали в Москву, мы всегда встречались, общались. Проблема была в том, что в Москве записать ритм-секцию сложно. У меня студия небольшая, и не получается правильно расставить барабанную установку, микрофоны. И вот один мой товарищ говорит: «А поехали в Харьков! Ты же там всех знаешь, и повидаемся, и отдохнем, и запись сделаем. Это если и будет стоить каких-то денег, то символических. И вот мы поехали летом, всей гурьбой, и неделю писали материал — примерно песню в день. И я был очень рад результату. Сразу стало видно, что у нас есть мощная основа, даже без текста, без аранжировки. Барабаны записали очень хорошо. Вот, скажем, группа «Воскресенье» вечно делает разные версии своих песен, но мне уже ничего не хотелось переделывать. Таким образом ритм-секцию записали в Харькове. Я вернулся в Москву с этой записью. Мы решили, что здесь будем уже набрасывать сверху какие-то инструменты. В основном инструменты, в том числе и вокал, мы писали в моей студии здесь, в мастерской, и я считаю, что получилось удачно. Во всяком случае, у довольно придирчивых экспертов, которые пластинку слушали, не было претензий к голосам, а это, согласитесь, решающая часть в записи.
   
   Расскажите о вашей студии.
   Мне кажется, что удачной запись получилась потому, что я, когда студия создавалась, уделил внимание подбору микрофонов. Были куплены австралийские микрофоны Rode, которые в диапазоне моего баритона оказались очень состоятельными. Ну и конечно, человеческий фактор — Паша Павлов, харьковский музыкант, он помогал нам тут все записывать. Вообще это было одно из наших старых еще институтских мечтаний — чтобы была студия своя, чтобы никто не стоял над душой, чтобы можно было экспериментировать. А в те времена, хоть у нас и было много сил, но первый опыт записи был тяжелым. Помню, году в 85-м мы втихаря писались с моим покойным другом Денисом Фадеевым на студии у Льва Лещенко, пока тот уезжал в Афганистан с гастролями. И вот у него, значит, на улице Павла Андреева, в ДК ЗВИ у нас был первый опыт аналоговой записи. Это было роскошно. «Таскамы» крутились, нам запрещали притопывать и прихлопывать, микрофоны ловили всю эту фигню и вырезать ничего было невозможно. Вот это была работа! Я все время вспоминал битлов, как же они, бедняжки, на четыре голоса «Because» пели... Так и представлял себе: сделали четыре варианта, а Джордж Мартин им на Эбби-роуд говорит, мол, ладно, хватит уже, время идет... а могли бы и лучше, сволочи! Мрак, в общем. Но должен сказать, такие вещи дисциплинируют.
   Сейчас вот время прошло, и эти аналоговые штуки снова стали востребованы, все эти катушечки опять приветствуются. И когда я увидел их на студии «M.A.R.T», чуть не всплакнул, и еще раз понял, что та первая школа засталяла быть ответственным на записи.
   Ну а когда строил свою студию, то прежде всего для того, чтобы этот метроном не тикал над ухом. Чтобы иметь возможность, если что-то не клеится, охолонуть, посидеть под абажуром, выпить коньяку, разобраться, поговорить, вернуться и сделать все как надо. Так что в моей студии мы писали массу инструментов — даже струнный квартет умудрились тут разместить. В общем акустическое пространство получилось хорошее, тут все отделано качественной изоляцией, кроме двери — на ней классические коробки из-под яиц. Так вся студия была отделана поначалу, а потом, когда ремонтировали, я дверь не дал ломать — ее ведь сам Моргулис обклеивал!
   
   И тем не менее потребовалась третья студия?
   Третья студия «Атмосфера» появилась потому, что нужно было писать сложные инструменты, которые требовали других микрофонов или комбиков. Например, была у Олега Бойко старая гиатра Gretsch, и звук должен был быть немного ретро. Надо, чтобы Gretsch звучал, как Gretsch, — и мы отдали дань звуку. На альбоме много этой гитары, и это стало важно. В результате знающие люди легко узнают ее на записи, то есть мы добились того, чего хотели. Кстати, на гитаре этой, помню, струна одна задребезжала, и мы специально так оставили. Как «фишку».
   
   Какой носитель лучше всего подойдет вашему альбому?
   Я не думал на эту тему. Была бы песня хорошая. А если порассуждать, то я, конечно, к винилу привык, и он мне симпатичен хотя бы из-за того, что площадь обложки больше.
   
   Насколько для вас важно качество звука релиза и на чем его будут слушать?
   Тестировали запись мы как положено — начиная от мономагнитофончиков и кончая серьезными финскими мониторами Genelec, но я-то считаю, что в силу того, что это песня, энергетика идет не только от звука. Если слышен текст и музыкальные инструменты не сливаются в гул, это уже неплохо.
   
   Так кто же все-таки такие эти «Воины Неба»?
   Знаете, нас после института последний раз, по-моему, в истории страны забирали в армию на полтора года солдатами, а годы тревожные были — 85—86-й. И я, суша сухари и собирая котомку, думал: а можно ли написать какую-то позитивную песню, в которой эту армейскую тему поэтизировать, посмотреть на нее не со стороны Советской армии и дедовщины, а как-то иначе. Ну вот так получились «Воины Неба». Там есть слова в тексте - «они никогда не спускались на землю...», в связи с этим портрет написать невозможно.