Диаманда Галас: предупреждения из загробного мира

Произошедший под покровом первой мировой войны османский геноцид армян, ассирийцев и анатолийских греков — закономерная тема нового двойного альбома Диаманды Галас, тем более актуальная сегодня, когда само искусство превратилось в политику. Вслед за чернокожим певцом Полом Робсоном из по-настоящему честных, искренних и не обращающихся к чековым книжкам спонсоров «остросоциальных» артистов на ум приходит имя лишь нашей героини.
   
   «Defixiones...» — немалого труда в себя вобравшее произведение с многолетней историей, так же как и вышедший одновременно с ним другой «двойник» — «La Serpenta Canta», составленный, в свою очередь, из традиционной «американы», где в характерной, как некоторые благонамеренные граждане считают, глубоко кощунственной манере Галас исполнила некоторые религиозные песнопения спиричуэлс, кантри-номера и ритм-энд-блюзовые стандарты. Наполненный специфической метафизикой альбом расширяет горизонты избранных Галас тем, бесконечно далеких от постмодернистского забытья с грезами о конце истории и политики, соответственно — исчезновении войн, партизанских движений, этнических чисток и т.п. Поднимая в певческом и фортепианном (Галас еще и сильнейший пианист) искусстве подобные проблемы, она поистине бесстрашно открывает в их музыкальном отражении одновременно традиционное, академичное и футуристическое начала. Сама Диаманда сочиняет на пяти языках, поет на десяти. Ее вокал сверхъестественных вибраций, которому не было, нет и уже, наверное, не будет равных, на высоких нотах немилосерден для ушей, на низких звучит совершеннейшим профундовым басом, достойным протодиакона (она появилась на свет в Сан-Диего, Калифорния, в семье православных греков). На одной и той же ноте голос, обладающий четырехоктавным диапазоном, способен и звенеть, и дребезжать как расстроенная струна, и зловеще хрипеть наподобие блэк-металлического вокалиста, и вибрировать с самой разной амплитудой, затмевая собой любой сверхнавороченный синтезатор. Галас одинаково искусна и в оперном вокализе, и в джазовой импровизации, и в истерическом шепоте, и в истошном реве. Открывает этот не самый легкий, порой невыносимый, но необходимый для прослушивания альбом тридцатипятиминутный опус, по понятным причинам названный «Dance» («Танец») — пьеса представлена как свидетельство очевидца пыток и сожжения на костре армянских женщин и включает фрагменты традиционной армянской литургии. Некогда Галас дебютировала в масштабном произведении схожего содержания (впервые было представлено на фестивале в Авиньоне в 1979 году) югославского композитора-модерниста Винко Глобакара, наконец-то усышавшего пение единственной претендентки на главную партию в своей опере «Un Jour Comme un Autre», построенной именно вокруг данного леденящего кровь сюжета. Винко немало лет безуспешно пытался найти певицу не то чтобы с приличным опытом оперного мастерства и значительным вокальным диапазоном, но владеющую экстремальной техникой (от лирического сопрано до настоящего воя измученного зверя) — и вот в Барселоне появляется девушка поразительной красоты, причудливых манер и скромнейшего нрава, уже обладавшая вполне обширной программой из греко-турецких народных песен «айфеттА». Все оперные дивы, коим предлагалась партия, в ужасе отказывались от предложения, пусть даже и казавшегося престижным. А Галас, дабы вжиться в роль, вместе с Пьером Паоло Пазолини самостоятельно проводит расследование мученической погибели анатолийской греко-турчанки.

Здесь для предельной наглядности мы посчитали необходимым привести несколько прямых цитат из достаточно продолжительной, никогда не публиковавшейся беседы с артисткой, состоявшейся несколькими годами ранее.
   Некоторое время тому назад выходил номер альманаха «Re/Search» под заголовком «Angry Women» с материалами о вас, Лидии Ланч, Энн Спринкл и других женщинах-экстремалках, представляющих американскую сцену. Рассержены ли вы и сейчас, а если да, то в чем причина вашего гнева? Да все та же самая — насилие; это — колоссальная проблема, в том числе, и даже в особенности, для Штатов. Когда живешь в Нью-Йорке, каждый день на улицах сталкиваешься как минимум с оскорблениями, а то и с прямым насилием, я уже очень много времени и размышляла, и говорила, и писала об этом — от откровенного полицейского насилия (изображает стрельбу по-македонски, пальцы одной из бледных аристократических рук отмечены синей тюремного вида татуировкой «We are all HIV», т.е. «Мы все ВИЧ-инфицированы») до пыток, осуществляемых при посредстве химических манипуляций над мозгом.
   Если рассматривать термин «насилие» в известном узком смысле, то правда ли, что вы вовлечены в некую боевую организацию борцов с насильниками, включающую даже бригаду кастрационных хирургов? А-а, «Black Leather Beavers», я когда-то написала манифест этой несуществующей организации для тупого английского музыкального журнала «Sounds», просто чтобы не давать им интервью (задорно смеется).
   Смех смехом, но как, однако, разительно отличается рассказ Галас от распространенных представлений о радушных и улыбчивых американцах, которые первыми начали практиковать дискриминационные меры в отношении ВИЧ-инфицированных и больных СПИДом. СПИД как болезнь и системное насилие над зараженными — одна из ключевых тем творчества Галас, которую она трактует как «Кары небесные» («The Divine Punishment»). Господи, да я стольких друзей и близких потеряла! И ведь их, заболевших, насильно отделяют от остального населения. СПИД — действительно Божественное Наказание в моем понимании.
   Любопытный факт: в свое время теолог Джозеф Фонтенборо, профессор Института Сердца Иисуса, выдвигал парадоксальную максиму: Христос болел СПИДом, ибо, согласно канонам религии, Иисус, страдая за человечество, перенес ВСЕ болезни мира и был первой жертвой новой чумы. В 1986-м от СПИДа умирает младший брат Диаманды, художник, дизайнер и драматург Филип-Димитри. Вот тогда Галас совершенно официально простилась с радостями жизни и объявила себя полномочным и единственным представителем погибших и погибающих от чумы нового века. Она выпустила трилогию «Маска Красной смерти» (по названию рассказа Эдгара A. По о болезни, от которой нет спасения), состоящую из трех альбомов: «The Divine Punishment», «Saint of the Pit», «You Must Be Certain of the Devil». Вслед за «Маской...» последовал перформанс «Месса чумы», во время представления которого артистка подверглась полицейскому аресту за «акт святотатства», а если учесть, что Штаты — страна условно демократическая, то этого самого «святотатства» должно было быть более чем достаточно. Галас выступает по радио и телевидению с шокирующими заявлениями, что о мертвых поет не она, а мертвые сами поют о себе через нее, она — «лишь их зеркало». «Мы, усопшие, отнюдь не покоимся в мире!» — перефразирует она библейский стих. «Судишь ли Ты грешников и праведников одним судом, милостивый Боже?» — намекает Галас на базисную христианскую притчу о раскаявшемся грешнике и тысяче праведников. Ее праведники — жертвы болезней, дискриминации, пыток и издевательств, ее грешники — ханжи, избегающие правды о существовании столь запредельных и пугающих вещей, отражение которых в искусстве воспринимается ими как богохульство и ересь. Последним становится явно не по себе от раскаленной добела ненависти в голосе Галас при цитировании евангельских строк о любви к врагу и смирении.
   Первоначально задуманная как реквием трилогия была написана на текст Ветхого Завета и стихи французских «проклятых» поэтов Бодлера и Нерваля. Стихи Нерваля («Artemis» — «Артемида») звучат и на «Defixiones...». Впрочем, исполняемые Галас тексты почти никогда не имеют прямого смыслового соответствия теме конкретного произведения, а носят опосредованный характер.

Вы не только были знакомы с Пазолини, но и исполняете песню на его стихи? О да, «Supplica a Mi Madre». Пазолини написал их, размышляя о возможной смерти матери. Он же сам из католической семьи, мать — это святое, и если что-то случается с матерью... И вообще, именно эти стихи — одни из самых интересных в творчестве Пазолини. Ведь какую он имел репутацию, как его только ни поносили, как ни клеймили: не просто «декадент», но «гомосексуалист-воплощение зла», его фактически убивали, и за политические убеждения тоже (Пазолини открыто высказывал коммунистические идеи). А в этих стихах — абсолютная невинность и чистота... как же люди глупы, называя его воплощением зла. Может, это они так шутят? Подлинная красота и лирика — вот что для меня стихи Пазолини.
   Может быть, и его трагическая, жестокая и таинственная смерть — еще одно проявление Божественного Наказания, если следовать вашей интерпретации? Очень правильная точка зрения.
   Но если придерживаться столь безнадежного взгляда на вещи, то не следует ли из этого, что в наше время Бог бессилен, и, как говаривал Лавей, Сатана правит миром? Кто? Антон Лавей (громко смеется, но совсем не зло, скорее даже доброжелательно)? Он забавный «развлекатель» из Лас-Вегаса (мгновенно становится вновь серьезной)! Я думаю, что это очевидно, но также очевидно и то, что Бог в принципе может быть достижим, но, скорее всего, не будет. В Древней Греции боги не были так всемогущи, у одних было побольше силы, у других — поменьше, они были как человеческие существа, так же боровшиеся за право выжить в этом мире, т.е. дихотомии «Бог–Дьявол» попросту не существовало. В моем представлении Бог — это закон, а Дьявол — враг закона, поэтому мое суждение в корне отличается от того, что говорит Лавей. Он воспринимает Дьявола в очень экзистенциальном ключе, Сатана ему — как дедушка, я же скорее разделяю точку зрения ведьм. Думаю, что люди борются даже в практически безнадежных обстоятельствах, не сдаются, даже когда очень больно. Ведь это трудно, чрезвычайно трудно, и если люди пасуют перед трудностями и говорят, что Бога, видимо, нет, то где же тогда тайна и Откровение?
   О Князе Тьмы Диаманда Галас никогда не говорит даже с малейшим намеком на симпатию, поет о нем как о тупой черной силе, набрасывающейся на слабых и больных. В одной из песен звучат слова: «Дьявол — старый импотент, отчаянный трус с гнилыми зубами», в другой — «нечистый» в облике черного ворона (что особенно близко народной православной традиции) выклевывает ей глаза, садится на грудь, чтобы питаться останками ее тела, но не души. Может быть, именно такое, предельно экстатическое и бескомпромиссное, творчество и способно привлечь внимание Всевышнего к мучениям миллионов? У Галас еще есть силы для борьбы со столь несовершенным порядком мира. Она вовсе не выступает против Создателя, но «изгоняет нечистого духа из несовершенного Бога», борется «против той его ипостаси — злой, грязной, бессердечной, которая допускает страдания невинной души». В этом идеи Галас, пожалуй, наиболее близки к т.н. «альбигойской ереси» средневековой Франции и русской секте богомилов. Во французских Альпах, кажется, и поныне сохранился древний памятник альбигойцам с надписью «мученикам чистой христианской любви».
   История музыкальных форм, используемых Диамандой Галас, также примечательна. Не отдавая особого предпочтения какой-либо из питающих ее музыкальных культур (от народных/этнических до духовных и академических), она все эти годы последовательно шла по пути минимализации как инструментария и аранжировок, так и сценографии. Если пятнадцать-двадцать лет назад подачу Галас еще можно было ассоциировать с нойз/индастриал/атонал и даже готикой, а неотъемлемыми элементами ее шоу были ведра с кровью с близлежащей скотобойни, выливаемые на обнаженную по пояс артистку, горящие факела, ржавые цепи и листы рифленого железа в качестве лидирующих инструментов, то ныне перформанс Галас пуритански строг и академичен, а инструментальная часть сведена к фоновому синтезаторному «дрону», либо к одному драм-киту (набору ударных), либо фортепианному аккомпанементу, записанному через внушительный «рэк» обработок. На «Defixiones...» многое вообще спето а капелла, причем экстремальный, сверхъестественных вибраций вокал, преподнесенный к тому же с новационным применением электроники, может чередоваться с полнейшей загробной тишиной.

При всей подчеркнутой отрешенности своего нынешнего имиджа Галас всегда открыта для сотрудничества: она выступала в Нью-Йорке с джазовым экспериментатором Джоном Зорном, в Лондоне — с великолепными индустриальными леваками Test Department, записывалась с гитаристом The Cramps и Джули Круз Кидом Конго Пауэрсом и Ф.М. Айнхайтом (экс-Einstuerzende Neubauten), проектом Recoil Алана Уайлдера и основоположником трип-хопа Барри Адамсоном. Самая основательная ее коллаборация — пластинка «Sporting Life» с гениальным басистом/клавишником Led Zeppelin Джоном Полом Джонсом. Рассказывая позднее об их концертном туре Джонс с полной ответственностью говорил о том, что его бывшие подельщики Пэйдж и Плант вынуждены приглашать играть «живьем» по нескольку человек, чтобы заменить его одного, а ему, чтобы заменить их всех, понадобился только один. Голосом Диаманды, ее музыкальным гением восхищались кинорежиссер Дэвид Линч, гитарист Марк Рибо, композитор-авангардист Пьер Булез и многие другие деятели современного культурного процесса. Ее блестящая кавер-версия «I Put a Spell on You» Скримин Джей Хоукинса звучит в «Прирожденных убийцах» Оливера Стоуна; другие номера, в т.ч. и записанные специально, использовались в саундтреках и знаменитого «Дракулы» Фрэнсиса Форда Копполы, и «Повелителя иллюзий» маэстро кошмаров Клайва Баркера, и «The Last of England» культового Дерека Джармена. Она — певец, композитор, артист, сценограф и поэт в одном лице (причем поэт потрясающий — почитайте ее «The Shit of God», изданную Serpent's Tail, — эта же команда издавала и феерического Стюарта Хоума), и свой собственный самый строгий критик.
   На «Defixiones» мы услышим и этнические музыкальные темы (в частности, иллюстрирующие проблему Бейрута), и хищное дыхание фри-джаза Орнетта Коулмэна, и блюзовую меланхолию, бок о бок соседствующую с возвышенной литургией и музыкой госпел, а также с некоторыми специфическими традициями европейского академического модернизма. Вся же программа альбома «Defixiones, Will and Testament» в целом — ритуальное заклинание с целью рассеять боль и возродить любовь — еще одно подтверждение высокой миссии Диаманды Галас, ее долгой и тяжкой битвы с силами предубеждения, равнодушия и апатии.
   Живая версия этого альбома, кстати, была представлена в Москве несколько лет назад. Все происходило в помещении театра им. Гоголя, и слово «аншлаг» явно недостаточно адекватно описывает заполненность зала.
   Вы довольны приемом публики? Да, конечно! Вчера была настолько теплая атмосфера, неподдельный интерес и чистота восприятия; хотя «чистота» — в данном случае не совсем верное слово.
   Тем более было приятно увидеть на выступлении множество совсем молодых лиц, не говоря уж о том, что на него собралась практически вся московская богема. Да неужели (искренне улыбается, без всякого кокетства, видно, что она польщена таким известием и не стесняется этого)? Что, все это богемные люди?
   Ну да, музыканты, художники, актеры, журналисты и прочие. И их реакция была настолько эмоциональной, что, бьюсь об заклад, видел блестевшие в темноте зала слезы в глазах здоровых мужиков. Диаманда Галас смеется, но, похоже, она заметно тронута: «Знаете, когда я проходила мимо ребят из секьюрити после выступления, то они, ну знаете...» — и, прищурив глаза, скупыми кивками изображает понимание и одобрение.

DIAMANDA GALAS
   «Defixiones, Will and Testament»
   (2xCD, Mute Records, 2003, 48:31+47:55)
   «Defixiones, Will and Testament» — коллекция песен, рисующих состояния мучений, смерти и одиночества — продолжает кошмарный и при этом чарующий ряд из «Wild Women With Steak Knives», «Panoptikon», «Vena Cava», «Schrei X».
   
   «Defixiones» — проклятия усопших потенциальным осквернителям могил; обычай высекать на надгробиях особого рода угрозы, которые должны были предостеречь нарушителей покоя мертвых, некогда имел распространение на всей территории Греции и Малой Азии.
   «Will and Testament» («воля и завещание») — относятся к последним пожеланиям мертвых, расставшихся с жизнью при странных либо невыясненных обстоятельствах.