Сергей Мазаев: «Хорошо бежать первым, когда никто не бежит рядом»

S&V: Песня «Славянские танцы» была записана на знаменитой студии «Abbey Road», в которой над своими произведениями некогда трудились The Beatles, Deep Purple, Pink Floyd... Саундпродюсером выступил живой классик звука Крис Кимзи (Chris Kimsey), в чьем послужном списке значатся The Rolling Stones, INXS, Duran Duran, Yes и Лондонский симфонический оркестр. И, хотя ты и гордишься этой песней, на мой взгляд, она почему-то не прозвучала...
   
   С.М.: Нет, «Славянскими танцами» я как раз не горжусь. К тому же, там же мы записали еще одну песню — «В глазах», и звучание той и другой как раз адекватно тому времени, когда «Abbey Road» была абсолютно передовой студией, на которой в 1973 году Алан Парсонс сделал «The Dark Side of The Moon». «Славянские танцы» были написаны на злобу дня восемь лет назад, когда Анатолий Чубайс был крупным государственным руководителем. Нам хотелось хоть каким-то образом произнести знакомые для иностранцев слова и имена типа Ленин и Сталин (а тема коммунизма проходила у многих западных исполнителей довольно часто), и чтобы они, услышав их, действительно заинтересовались смыслом песни, которую я затем также записал на английском в надежде зацепиться за западный рынок.
   
   S&V: Во время участия в акции «Голосуй или проиграешь» в поддержку ЕБН ты очень грубо отозвался о коммунистах...
   
   С.М.: Да, вот что водка творит с человеком. Когда был Ельцин, то вся страна пила «беленькую» с огромным энтузиазмом и большим удовольствием, а пришел Владимир Владимирович Путин и сказал, что я должен, обязан как гражданин России его поддержать, и я бросил пить. Впрочем, это очень серьезная вещь. Я на самом деле переборол эту напасть. Спасибо семье и врачам. Жизнь без алкоголя — самая лучшая жизнь.
   Многие люди даже не подозревают, какой вред наносит им желание расторчаться. А алкоголь — такой же наркотик, как и все остальные. Спроси у любого врача-нарколога, он подтвердит. У нас этот наркотик очень хорошо обустроен социально. Можно потреблять шикарно, с чувством, толком и расстановкой, выбирая вина и напитки в дорогих ресторанах. Можно выпивать дома, в гостях, в компаниях абсолютно в любое время, так как алкоголь на любой кошелек доступен и днем, и ночью. Можно пить в кафе, рюмочных или вовсе в подворотнях. Возьми любой российский фильм последних лет. Нет ни одного, в кадре которого чего-нибудь да не наливалось, причем, по поводу и без.

S&V: Давай вернемся к «Славянским танцам».
   
   С.М.: Она сделана в достаточно странном стиле. Барабаны играют обычное диско, бас что-то среднее между диско и хард-н-хэви, а гитара конкретно нарезает а-ля ZZ Top. Вот эта эклектика как раз и заинтересовала людей, хотя на эту песню абсолютно никакой ставки в России мы не делали. Она из разряда временных, то есть, когда какой-то момент в истории страны проходит, то исчезает и интерес к песне, которая была ему посвящена.
   
   S&V: Я-то, субъективный, совсем о другом. В «Славянских танцах» нет былой для «Морального Кодекса» энергетики. Нет внутреннего напора, не чувствуется микрокосмос, который всегда должен присутствовать в творческом коллективе.
   
   С.М.: Я понимаю, о чем разговор, только насчет энергетики не согласен. У нас был первый, более вялый вариант записи «танцев», сделанный еще в Москве на студии «Millenium». А на «Abbey Road» Крис нас как раз подсобрал, и мы ее еще подшлифовали в плане темпа и ритма. Очевидно, мы ею просто перегорели, потому что к тому моменту, когда мы ее писали, ей уже было пять лет, а жевать одно и тоже не очень-то интересно. К тому же в то время в коллективе существовали творческие разногласия. Ссор не было, но было переобщение, что-ли, и, конечно, это не могло не сказаться на музыке.
   
   S&V: В одном радиоинтервью ты сказал, что самое лучшее, что делается в творчестве человеком, делается им в молодые годы. Но есть люди, которые не теряют энергетический заряд и в зрелом возрасте. Возьми, к примеру, Пикассо, чья арт-карьера длилась целых 80(!) лет. А с каким напором играют в свои годы Стив Хау и Джефф Бек...
   
   С.М.: Я говорил: как правило, имея в виду исторические примеры, вспоминая Пушкина и Шолохова, написавших свои лучшие произведения именно в молодые годы. Но, в общем, это абсолютно не обязательно. Набоков, напротив, отличился именно в конце жизни. Вообще, энергетическая составляющая человека, тем более творческого, это отдельная тема для разговора.
   
   S&V: На твой взгляд, сегодня общая энергетика «Морального Кодекса» убывает или прибывает?
   
   С.М.: Мы прошли очень сложный момент в нашей жизни, когда энергетическое убывание достигало, если так можно выразиться, своего перигея. Сейчас мы наконец-то прошли нулевую отметку, и пошел обратный процесс. В группе появился очень хороший барабанщик — черный американец Зак Салливан (Zechariah Sullivan). Он потрясающе свингует, но, правда, ненавидит джаз, точно так же, как мы, скажем, ненавидим классическую советскую эстраду, потому что она окружала нас слишком долго и в непомерном количестве. Зак хоть и черный, и вырос в нью-йоркском Гарлеме, но абсолютно цивилизованный человек: всегда опрятен, аккуратен, вежлив. Он приносит коллективу огромную пользу, в чем-то мы даже берем с него пример. Многим было пожертвовано с моей стороны, чтобы остался наш блистательный гитарист Николай Девлет-Кильдеев и, тем самым, сохранен коллектив. Очень ценным оказалось общение с Крисом Кимзи, который, помимо двух вышеупомянутых песен, также записал наш юбилейный концерт во МХАТе. Что касается меня самого, то за последний год я чувствую себя сильно помолодевшим и думаю, что у «Морального Кодекса» впереди большие свершения.

S&V: Знаю, что сейчас группа плотно освоилась на студии Павла Слободкина.
   
   С.М.: Да, и кроме нее в Москве идти никуда не хочу. Мы сейчас выродили такой звук, что аж мурашки по коже, и заняты тем, что переписываем некоторые наши песни, которые ранее были записаны в более простом варианте на недорогих студиях, когда в жизни группы был достаточно скудный период.
   
   S&V: Бас-гитарист «Морального Кодекса» Александр Солич с изрядной долей юмора расшифровывает смысл названия коллектива следующим образом: «Ни ноты без банкноты» и «Деньги в руки — будут звуки!» А у нас обычно, чем хуже звуки, тем больше денег в руки. Чего у тебя сейчас больше, звуков или денег?
   
   С.М.: Надо сказать, что у Солича формулировка не самая удачная. Много денег у нас еще никогда не было, и мне по-прежнему очень щедро помогают мои друзья, которые дают деньги на клипы и на студии. Поэтому сейчас, конечно же, больше звуков.
   
   S&V: Есть совместные работы, которые «обогащают» их участников. Есть тандемы и коалиции одностороннего действия. Не кажется ли тебе, что ты сильно размываешься в разного рода дуэтах и игре с братьями Ивановыми?
   
   С.М.: Нет, во всем этом есть свой смысл, либо творческий, либо коммерческий. Однажды возлюбленная одного очень крупного промышленника решила подарить ему на день рождения свою песню в моем исполнении и очень хорошо заплатила мне за это. К слову сказать, песня была очень приличная, и сейчас ее исполняет другой человек, не буду говорить какой. То есть тогда это было сделано мною для внутреннего пользования. И в то время, когда эти люди очень трепетно относятся к немножечко наивным стихам и к той музыке, которая их сопровождает, многие могут подумать или сказать, что Мазаев запел какую-то там шнягу. Были предложения от рекламных компаний, которые я принимал с удовольствием. Все это помогает жить.
   Что касается дуэта с Ветлицкой или «Дискотекой Авария», то я считаю, что они получились просто шикарными. С Жанной Фриске и Свиридовой вышло не так удачно, как того бы хотелось, но все ведь зависит от материала. Поэтому я никогда не отказываюсь спеть дуэтом, но всегда прошу сначала показать песню, которую мы будем петь и желательно, чтобы она нравилась не только нам самим, но еще бы и тем людям, которые будут нас слушать. А с моими друзьями братьями Ивановыми я просто играю джаз в свое удовольствие.

S&V: Когда ты появляешься в такой передаче, как «Песня года», нет ли у тебя ощущения, что тем самым ты перечеркиваешь все то, за что тебя любит и ценит неусредненный слушатель?
   
   С.М.: Во-первых, меня пригласили. Во-вторых, мы не те артисты, которые за счет таких передач забивают себе выступления на целый год вперед. Просто было интересно спеть хорошую песню. Хотя, конечно же, мы между собой обсуждали эту тему: идти или не идти. Нам действительно казалось, что нашим поклонникам не очень бы хотелось нас там увидеть. В первый раз я на «Песне года» выступал с Ветлицкой. А потом меня Крутой пригласил спеть его же вещь, которую мы с Юркой Цалером из «Мумий Тролля» в общем-то записывали для фильма «Копейка», сознательно делая из нее откровенный кич. А народу, не видевшему фильм, песня понравилась сама по себе. В общем, на «Песнях года» я бывал в отрыве от «Морального Кодекса». И не думаю, что это отрицательно сказалось на моем имидже или имидже группы. Наоборот, появились дополнительные плюсы. Бывают противоположные ситуации, когда «Моральный Кодекс» играет в чисто рок-н-ролльных клубах, а к нам из зала доносятся просьбы спеть неформатные для нас песни «Я люблю тебя до слез», «Граница», «Белое золото». Но они все равно сделаны с любовью, и в этом смысле мы соблюли свой собственный моральный кодекс.
   
   S&V: Ты относишься к редкой породе людей — хороший музыкант и одновременно с этим реально мыслящий человек, без звездной болезни и прочих закидонов «больших детей»...
   
   С.М.: Время от времени я занимаюсь самокоррекцией. Например, в «МК» я позиционирую себя как вокалист, иногда играющий на саксофоне и кларнете. А раньше я был в основном духовиком и многие, надеюсь, помнят меня в этом качестве еще по группе «Автограф» Александра Ситковецкого. Мне всегда казалось, что я неплохо владею этими инструментами, но тут выпало посотрудничать с Игорем Бутманом и его биг-бэндом, то есть поиграть в таком музыкальном формате, который мне безумно нравился еще с самых юных лет и который был мною по жизни пропущен. Я сел в оркестр с молодыми двадцати-двадцатипятилетними ребятами и тут же понял, что они по игре гораздо круче меня. После этого я сказал себе, что никакая я не звезда, можешь спать совершенно спокойно. Потом, знаешь, есть замечательная поговорка: «Хорошо бежать первым, когда никто не бежит рядом».
   
   S&V: «МК» очень тщательно относятся к звуку. После прихода «холодной» цифры, нет ли ностальгии по аналоговому звучанию?
   
   С.М.: Конечно, аналоговое звучание значительно «теплее», чем цифровое. Цифра еще не имеет такого разрешения звука, которое существует в природе, к тому же у нее есть частотная граница. Вообще, цифровой звук — это механический звук. У Криса Кимзи, человека, через которого в буквальном смысле прошла вся история современной звукозаписи, мы записывались на 24-канальный аналоговый магнитофон, на пленку. А весной этого года мы выпустим наш новый альбом в формате... виниловой пластинки. Так что можно смело сказать, что мы аналоговая хай-энд-группа.
   
   S&V: Ты любишь анекдоты. Вместо коды для интервью расскажи, пожалуйста, свой любимый.
   
   С.М.: Половодье, весна в некрасовских местах. На кочке посреди разлива сидят пес и заяц. Вдруг всплеск весел. Заяц всматривается в туман. Пес с надеждой спрашивает: «Ну, кто там — Мазай?» — «Нет, Герасим!», — сообщает заяц.